|
Игры - "Нарн и хин Хурин", мистерия с жестко заданным сюжетом,
"Новая надежда Нольдор", игра по Толкину со свободным сюжетом
Время - 20-22 августа 2004 года, 28-29 августа 2004 года
Место - Подмосковье, Черноголовский и Чеховский полигоны
Количество человек - около 100
Главмастера – Раиса; Ника Питерская.
Команда - темные игротехники Диагноз: темный игротех. Началась эта история ранней весной, когда к нам на мастер-класс пришел Лориндиль и пригласил ехать игротехами на «Падение Артедайна». Теперь вспомнила – это была ночь перед Пасхой.
И мы согласились, и даже поехали. Первоначально предполагалось, что мы будем выскакивать разными мирными игротехническими персонажами – гонцами, бродячими эльфами, майяр, а в свободное время сядем тесным кругом, устроим парочку отыгрышей, почитаем друг другу лекции... Святая наивность - на полигоне выяснилось страшное: команда Рудаура, которая должна была наводить ужас на всю моделируемую часть Средиземья, играть не будет. Поэтому нам вручили два меча и предложили по мере сил отыграть темные силы.
Темные силы мы (пять девушек, четверо юношей с мастер-класса и шесть, кажется, нормальных боевщиков из команды, кажется, Умбара) отыграли. Разоряли мирных хоббитов, пугали Линдон и Имладрис, пытали, приносили кровавые жертвы.
За это нас пригласили на «Нарн и хин Хурин». Боевыми орками. Странно, подумали мы, но почему-то согласились. Выяснилось, что большая часть мастер-класса не очень любит Толкина, а после ХИ сыта им по уши, а тем, кому было все равно, собственная голова дорога как память. Мэлвин, Фаэри и Намо поехали в составе полигонной команды. В общем, оказалось нас пятеро девушек и Сережка, десятилетний сын Хэллуин. Потом, правда, выяснилось, что ситуация не так страшна, и среди боевых орков будут Утер, Ренфри, Аня и Люба, а также другие дружественные эльфы.
Мы с Айлил заехали на полигон с утра, поставились, стали знакомиться с полигонкой и игротехами. Потом я прикинулась, раскрасилась и побежала по полигону знакомиться с игроками. Лица были смутно знакомы с «Артедайна».
Дориат привел меня в состояние тихого благоговения. Там был стол! Длиннющий стол под парашютом. Правильно говорят – именно стол, а не высокие стены, делают из лагеря лагерь настоящий, почти дом. Около стола обнаружился стул, и стул этот (трон Тингола) был мне подозрительно знаком – его сделали для рыцаря Като на «Сказках». Я решила как-нибудь явиться и заявить о своих правах на этих трон, вернее, на его половину. Я на «Сказках» отыгрывала Смерть, а она была по совместительству супругой рыцаря Като и принцессой Черной Башни.
Еще в Дориате были красивые деревянные кубки, повсюду висели наряды государя Тингола (поговаривали, что их у него семь. А у супруги – один).
Вернувшись в лагерь, я заставила прикинуться еще и Гвай с Айлил, и мы устроили себе отыгрыш на отношения в орочьем отряде. Я в роли вожака домогалась бесстрашной воительницы Айлил, а Гвай – ее брат, защищал честь сестры, в результате чего у нас были разборки с поединком и жестоким убийством персонажа Гвай. Страшны отношения в орочьем отряде. Особенно ясно это стало, когда игра началась и мы большой и радостной компанией пошли (по тайм-плану) бузить рядом с Завесой Мэлиан. По тайм-плану нам следовало взять в плен эльфа, и мы много сил потратили, чтобы это сделать. Потом мы оттащили пленного эльфа (при полном, надо сказать, равнодушии отряда Маблунга. Они, кажется, тоже читали тайм-план) на замечательную полянку, носящую название «мабятника» или «Рая», привязали к дереву и начали над ним издеваться, попутно соображая, что бы у эльфа такое выпытать. Эльф отличался стойкостью, и на избиения не отвечал даже стоном. А орки, меж тем, хотели есть. Тайм-план горел. Тогда я отвела эльфа в сторонку с неприличным предложением указать таки мне лично дорогу на Гондолин, но он выхватил меч у меня из-за пояса (увы, сначала пришлось подать ему эту блестящую идею...), зарезал моего орочьего вожака и убежал. А орки покойного вожака съели. Такие у них, у орков, нравы. Потом из темноты я услышала шепот Гвай: «А ну, вставай! Будешь нового вожака играть!», на что ответила поминанием народной индейской избы, и осталась лежать, любуясь крупными звездами. После чего встала и пошла отдавать эльфийский меч в Дориат. Легенда моя (дурацкая привычка вступать в контакт, вместо тихого оставления артефакта/быстрой передачи информации и таинственного исчезновения) заключалась в том, что, дескать, человек, зовут Малк, родом из Дор-Ломин, а сейчас бродяга, шел, нашел полянку, там свежеобглоданные орочьи кости и эльфийский меч. Все это безобразие – легенда и меч - и было выдано отряду Маблунга. Потом до меня дошло, что я не успела стереть грим. Хорошо, что ночь оказалась темной.
Потом совесть взыграла во мне, и я пошла искать свой отряд. Отряд обнаружился, и мы пошли искать Нарготронд. Нарготронд мы нашли. Беда в том, что находить-то его мы не должны были! Он же тайный город, о чем, как и о факте написания профессором Толкином книжки «Сильмариллион», нам сообщила Фирнвен. Мы быстро ретировались от ворот Нарготронда и пошли искать отряд, который должен был дать нам отпор. Случилась боевка, которую я не видела, ибо беседовала с Фирнвен. Известно, что на той боевке Гвай первый раз получила по голове.
Трудовая ночь завершилась, и мы побрели в игротехнический лагерь.
Да, я ничего не сказала о параде.
На парад мы, конечно, пришли первые. Сели на куче песка над могилой, которую еще к ТББ выкопали, а, возможно, и к «Святой Земле» и завели дивные эльфийские песни. Конвоировали Хурина в театралке. После театралки Гвай обнаружила у себя на штанах песок и попыталась меня убить, мотивируя это тем, что теперь на всех фотографиях будет запечатлена навек опозоренной. Ничего подобного. Очень красивые фотографии.
На следующее утро бегали в разных направлениях. Пугали Нарготронд (особенно старался Сережка. Это была его первая игра, он играл человеческого ребенка, воспитанного орками, и почти все команды хотели его перевоспитать обратно), оскорбляя эльфов по-разному. Нарготронд в ответ делился рецептами готовки ежей при помощи орка и колчана стел. Рецепты не находили практического применения. Еще Нарготронд замечательно попадал по голове – второй раз Гвай и одному орку из отряда Ворона. Орка потом шили.
Вообще вопрос – когда в игре, позволяющей хорошо вжиться в роль, происходит событие, не решаемое игровыми методами – что следует делать? Очевидно, что остановка боевки и пожизневые разборки сильно выбивают из игры. Но как иначе привлечь внимание игроков к тому, что работать мечом надо очень, очень, очень осторожно?
Дориат мы тоже пугали... даже пленника там взяли, но до игротехнички не довели – дорога-то шла мимо Бретиля, и бретильцы отбивали всех пленных. Что обидно, пленников мы резали на мелкие кусочки, чтоб не нашим, не вашим, а только Мандосу, а бретильцы складывали их из кусочков и лечили. И вылечивали! Впрочем, один пленник был не только взят, но и приведен в лагерь, и посажен в роскошную тюрьму, которую с утра отгрохали Мэриол, Аня и Люба. Пленник оказался начальником стражи Нарготронда. Он много пережил, этот храбрый эльф. Например, ужасы орочьей медицины (орки знали зашивание ран!) в исполнении Арагорна. Говорят. Потом его убили, мотивируя это недостатком места в темнице.
Почему быть боевым орком очень обидно? Куда ни приходишь, всюду нелюбовь, неприятие и обнаженные мечи. Причем часто нас ждали заранее. И как заранее! Перекресток Тэйглин при ночных нападениях на Бретиль ярко освещался факелами. Трэх-четырёх по таймплану орков встречали с распростертыми объятиями впятнадцатером! Я считала, как заведенная: «Семь... Восемь... Девять...». Думаете, сраженных противников? Нет! Я считала собственные гибели на службе тайм-плана.
Правда, четыре смерти у меня случились с интервалом в десять секунд. Зашла я как-то в тыл к отряду Маблунга, а там как раз Аттила. Один раз ударил меня большим боевым молотом (исконно эльфийское оружие). Орк сложился. Аттила сосчитал до десяти и стукнул снова. Потом снова сосчитал и снова стукнул. На четвертый раз я зашипела: «Перестань!» и уползла в кусты. Довольный Аттила пошел сообщать, что убил четырех орков.
Субботним днем я совершила много радостных косяков. То я решила срезать путь от Нарготронда до игротехнички и обнаружила Амон-Руд в полной боевой готовности и с Турином во главе. Пришлось складываться самой и складывать весь отряд. В другой раз решили мы поохотиться на пленников. Взяли двоих. Один все время твердил, что он чей-то оруженосец. Чей? Смутные воспоминания на тему тайм-плана зашевелились в моем мозгу, вокруг бегали фотограф и видеооператор, и я радостно предложила остальным оркам пленника повесить. Потом оказалось, что сие действие и правда должно было произойти... Но на полтора часа позже. А так мы изъяли из сюжета необходимую информацию, и этот пробел кто-то должен был заполнять. Из-за этого косяка я постояла на коленях, кажется, перед всей игротехничкой. Меня временно простили, но пообещали это деяние припоминать в течение следующих двух лет.
Светлым воспоминанием субботнего дня для всего орочьего отряда, несомненно, является вынос Амон-Руд, и не столько он, сколько последующее игровое взаимодействие с Турином. Сына Хурина привязали к дереву, остригли, как раба, выжгли у него на груди какое-то нехорошее слово, зверски исхлестали плетью, подразнили холодной водой с источника... Турин страдал. Очень красиво. Даже его Проклятие почувствовало угрызения совести и желание убить всех орков до единого.
Исключительно тонким фоном для сцены с Турином были звуки флейты, доносившиеся со стороны Нарготронда. Теперь звуки флейты меня преследуют – к чему бы это? Также от Нарготронда показывался эльфийский отряд с вопросом – а что это вы тут делаете, мы орков до шести часов не заказывали?
Орки подумали, не стоит ли заняться перевоспитанием человека в хорошего раба (эти тонкие психологические заморочки – на совести Хэллуин. Орки хитры и умны, но до такого им не дойти. Ее персонаж в итоге оказался человеком), потом покидали в него нож, дабы внушить должное почтение к будущим господам. Тут на полянку выскочил изможденный Гвиндор в сопровождении Белега и порешил всех. Мы забыли, что должны были спать если не по тайм-плану, то по Профессору.
Говорят, в нарготрондском госпитале Турину лечили ногу, порезанную отравленным ятаганом. Ничего не знаю. Мы ятаганов не травили. Возникло, правда, другое предположение... Турина же, как известно, ранил Белег, пытаясь освободить от веревок... Вывод – эльфы травят мечи!
Перед выносом Амон-Руд мы с Гвай ходили ловить и допрашивать Мима. Поймали его, немножко поиздевались, попытались приготовить гномье филе, поняли, что ведем себя как-то не по сценарию и пошли звать своих. В нашем отряде понятие чести и долга оказалось чрезвычайно сильным, хотя и своеобразным. Так, Турина мы не стали убивать, мотивируя это не тем, что ведем его к Морготу, а тем что дали Миму обещание: убивая гаурвайт, сохранить жизнь Нейтану.
В ночной боевке при Нарготронде я не участвовала (хотя, говорят, она была образцово-показательной и нетравматичной). Мы, мелкие орки, не любим лезть под мечи, зато незаменимы, когда надо связывать пленников, издеваться, насмехаться и пытать. Поэтому нарготрондский полон был собран, сформирован, повязан, призван к порядку (эльфийки и примкнувший к ним Аттила были в хорошем настроении, они хихикали и отпускали замечания по поводу хорошей погоды) и мы пошли... Дальше все получилось по сценарию. Ужас несоответствия тайм-плану пронзил меня лишь однажды – когда неугомонные бретильцы обнаружили среди зверски зарезанных эльфиек живых. Неужели они выходят и Финдуилас?! Не выходили...
Отдельное спасибо, несомненно, следует сказать защитникам Нарготронда, которые мужественно умирали, но и после смерти не выпускали из рук факелы. Это создавало неудобство при формировании полона, неясно было, кто живой, а кто нет, зато светло было, как на Арбате в час ночи.
Боевая ночь продолжалась, мы пугали Бретиль, Гвай в очередной раз заехали по лицу (на этот раз была кровь, и много. С полигона Гвай уезжала с заклеенным носом), но тайм-план звал нас в бой, и мы пошли к Нарготронду – там, на уютной полянке, должны были сидеть Ниенор и Морвен. Времени оставалось еще много – можно было окопаться, чтобы выскочить в самый неподходящий момент и напугать-таки несчастных женщин и Маблунга.
Темные фигуры преградили нам дорогу. «Ты кто?» - шепотом спросила я (была такая у меня функция – ползком добираться до вожака противников, договариваться, а потом ползти к своим и давать отмашку. В результате этих частых встреч перед каждой указанной в тайм-плане стычкой мы с Хэмиш понимающе улыбались друг другу и вступали в бой). «Я – фотогриб! – сердито ответили из темноты. Мы вас уже двадцать минут ждем!» О фотогрибах необходимо сказать особо. Во время первого пугания Дориата нас атаковало злобное создание. Оно шуршало кустами и поминутно озаряло тропу мертвенно-синеватым светом. Орки жаждали понять, что это за существо и можно ли его есть. Мы экспериментальным образом установили, что существо следует называть фотогрибом, что оно безобидно, но страшно ядовито. У меня сложилось впечатление, что к концу игры все фотографы осознали, что они – фотогрибы.
В воскресенье следовало еще раз пойти напугать Бретиль. Я подсчитала и выяснила, что складывалась 19 раз. Двадцатый следовало отпраздновать, и я позволила себе сложиться от Черного Меча. Сценка была поставлена красиво – передо мной на Турина шел обдоспешенный орк с мечом Ломиэль, который только что умудрились сломать.. Мечи скрестились, орочий меч разлетелся в куски...
Дальше игра кончилась и был прекрасный ливень. И мы последний раз проорали: «За тайм-план!» и «ЭрТэЭфЭм!!!» Последний клич объяснялся тихим озверением по поводу тотального незнания игроками правил по боевке. Они свято были уверены, что орк должен умирать после первого их удара, сами же они практически бессмертны и неуязвимы.
Но и эти разборки остались позади... И в автобусе мы лишь тихо переговаривались между собой и хрустели козинаками. Я вернулась домой и затосковала, потому что лето кончалось.
В среду мне позвонила Гвай и сообщила, что Утер набирает на «Новую Надежду Нольдор»... разумеется, темных игротехов.
И мы с Гвай собрались, купили муки, масла и всякой вкусной еды, которую не надо варить, и поехали на «ННН». Ехали мы весело – не знали, что полигон перенесен, потому оказались сначала в Дедовске, а потом долго искали какие-нибудь следы обитания детей Эру возле бурной Переплюйки.
Тьма сгустилась над нашим во чистом поле стоявшим игротехническим Ангбандом, и мы облачились в прикиды и закипятили масло, потому что была у меня мечта еще с ХИ – сделать в полевых условиях пончики. Масло вытворяло странные вещи – горело, например, синим пламенем, и все-таки пончики по-ангбандски были приготовлены, и ни одному феанорингу не удалось от них отвертеться. Всю ночь мы с Никой сидели у костра и говорили про умное. Часов в десять утра я ушла спать, умоляя Гвай разбудить меня, как только случится что-нибудь интересное, например, приедет Утер или начнется парад.
Проснувшись часа через два и обнаружив свежеотстроенный силами Гвай Ангбанд, Утера и игротехов, я очень обрадовалась и предложила всем собираться на парад. Парад через какое-то время и впрямь случился.
На параде было весело.
Конечно, мы пришли на него первыми, бросив довозведение Ангбанда. В Ангбанде предполагалось поставить трон, который стоял в лесу с назапамятных времен и представлял собой действительно величесвенное зрелище. Сломав трон, мы поняли, что трех орков и майя для его передислокации мало. Игротехи были милы и красивы – вооруженные до зубов орки и волколак, Гвай в маске Глаурунга и двух плащах, изображавших багровую спину Глаурунга и его золотистое пузико (любимый объект фотографов) и я, конечно, в черной с золотом «охтаровке» – прикиде Саурона с «Остранн». Игроки собирались медленно. Последним, разумеется, пришел Гондолин.
Правила объяснялись игрокам прямо на параде, особенно правила по боевке, осложненные юнитами. Я представила себе количество ударов, которое должно будет обрушиться на каждого нашего орка, и мне стало нехорошо. Я трусливо решила, что в орки не пойду ни за что. Тем более что в предстоящей Нирнаэт Арноэдиад мне могло предстоять, буде Ангбанд вдруг окажется выносимым, любопытное и веселое занятие – залезть в самый темный угол (самый темных угол Гвай специально отгородила) и дрожать там над выданным мне Сильмариллом, воображая, что их два и изображая из себя Моргота в бункере. Феаноринги даже пообещали залить угол цементом, а потом расковырять и выполнить клятву.
Игра потихоньку началась, к нам присоединились темные майяр - в черном с серебром, а потом в своем замечательном прикиде пленника (которым вытирали руки, зачищали ржавый доспех, и по-другому над ним тоже издевались) прибежала Птаха. По этому случаю мы сделали еще одну сыгровку – на этот раз с наказыванием беглого раба. Гвай строила орков, орки старались, пленник страдал, а мой персонаж скучал. Несчастный темный майя осознавал, что аналогичным наказанием аналогичного пленника с аналогичным отрядом орков, которому надо объяснить, что сразу сапогом под ребра давать не надо, ему заниматься завтра... и послезавтра... и через сто лет тоже. Дальше получилась мистика, которая бывает, когда природа берет на себя роль мастера по антуражу – я разговаривала с игротехами по жизни, а у меня на плече невесть откуда оказался здоровенный красавец-паук. Дошутились...
После чего воодушевленные боевые орки пошли вершить черные дела, темные майяр отправились склонять Уль... в общем, персонажа Алькор, на темный путь, я же ощутила тоску и скуку и вместе с новым персонажем Птахи отправилась приключаться по полигону. Играли мы двух пленных эльфов, нольдо и синда, которых освободили, перебив отряд орков, их захвативший, какие-то воины Первого Дома, дали мечи и послали на все четыре стороны Замечательно поспособствовали вживанию в роль игротехи, возвращавшиеся из набега и решившие после некоторых раздумий («Это господин?» «Да нет, это эльф какой-то...» «Лови!») нас погонять . Чрезвычайно запуганные, мы влетели в Химринг, где ощутили гостеприимство сынов Феанора Там выяснилось, что мой спутник зашукан гораздо больше, чем я, ибо пообщался с таинственной личностью в черном плаще, поэтому силами простого лекаря не исцеляется. В сопровождении Маблунга мы пошли лечиться в Дориат. Мой персонаж – сын синда из Дориата и нольдо из свиты Галадриэль, никогда не бывавший в Менегроте, хлопал единственным глазом, оставшимся ему после общения с орками, потому что впервые увидел леди Мэлиан (и леди Мэлиан сразу определила, почему так нехорошо нольдо – он общался с Гортхауром. Я обрадовалась и удивилась – моему безымянному майя придумали имя!) ... а государь Тингол из своих рук поднес ему еды! А с Маблунгом они даже поговорили! Но вместо того, чтобы отправляться в родительский дом, юный Хелек последовал за своим другом в Нарготронд. Тем более что ему и самому туда надо было.
Это была квента персонажа, писавшаяся еще к «Нарну». Я надеялась поиграть эльфа, которого могли бы замучить наши орки. Молодой эльф, сын синда из Дориата и нольдэ из свиты Галадриэль, отправившийся погостить к дядюшке в Нарготронд. По первоначальной идее его убивали орки... а тут он снова вылез, живехонький, хотя и с выжженным глазом. Этим глазом (закрашенным красным карандашом) и черной повязкой я стремала окружающих. Наверное, это действительно смотрится странно и противоестественно – эльф с черной пиратской повязкой.
Наша игротехническая парочка («отряд по высадке на полигон кактусов», как выразилась Птаха) пришла в Нарготронд. Местного жителя увел на допрос государь, а мной занялись скучающие эльфы и в особенности Галадриэль (Ренфри). Мой персонаж краснел, бледнел и запинался от красоты дочери Финарфина, я сама запиналась от плохого знания текстов. Никто не мог припомнить, что стало с дядюшкой Хелека (предположительно, он погиб в Дортонионе, я это слово слышала третий раз в жизни), но гостеприимство, стремление оставить юношу в Нарготронде и обучить всем премудростям кузнечного мастерства (матушка-нольдэ очень хотела для сына такой карьеры, ляпнула я) было истинно эльфийским. И даже светлым. Но мне мучительно захотелось к себе в лагерь, темнить и темнючить, а потому Хелек решительно выразился в том смысле, что это кузнечное дело ему даром не нужно, что он уже большой, чтобы выбирать свой путь, что он пошел искать своего дядюшку, а если не найдет, сообщит матери скорбную весть. И убежал в лес, сказав напоследок леди Галадриэль, что не умеет воспевать красоту, но...
Проходя мимо Хитлума, я обнаружила Хитлум, стоящий с обнаженными мечами у ворот... из чего следовало, что темные игротехи не дремлют. Хитлумцы, разумеется, послали меня подальше.
В игротехничке было тихо. Орки вернулись из боевого вылета и их было не видно-не слышно, темные майяр пришли сообщить, что обольщение Ул... как его там идет успешно.
И тут в Ангбанду пришлось переквалифицироваться в Мандос. К нам пришел честный Рингиль. Его персонажа убили орки в Хитлуме. Целительницы уже принялись лечить израненного героя... но тут пришел Фингон и печально сказал, закрывая воину глаза: «Спи спокойно. Это был юнит».
Трудно быть Намо! Светлый воин требовал доспехи, коня, лодку и обратно, биться с Врагом. Потом он смерил Намо уничижающим взором (я еще не успела снять зеленую эльфийскую котту) и изрек: «Я раскусил тебя. Ты – Враг. Только ты перекрасился. Теперь ты – Зеленый Враг, Лайкаготто». «К Ирмо!» - хором ответили мы с Гвай. Но Ирмо отыгрывать не пришлось - в игротехничку пришла Лин, ее героиня оправилась в Чертоги Мандоса вслед за любимым. Произошел торг, в результате которого... нет, никого обратно смертными не выпускали, но Рингиль пилил дрова на два часа меньше положенного, и это за маленькую баночку соли. Соли в игротехничке не было, а мы собрались печь картошку.
Когда неугомонные души ушли новыми персонажами, мы заскучали, Тут выяснилось, что скучно не только нам – какая-то эльфийка в Химринге пламенно хотела в Ангбанд. Ее захватили и привели, Гвай принялась за черное дело переманивания девушки на темную сторону, а я решила наконец продемонстрировать мазохистскую часть своей личности и принялась работать свежеплененным нольдо. Гвай искушала эльфийку жизнью и свободой в обмен на клятву верности Ангбанду, а надо мной жестоко издевались наши орки, читая лекции о превосходстве орочьей расы над остальными (орки опять оказались слишком интеллектуальными для мистерии... На «Нарне» нас ругали за чрезмерный ум и своеобразный юмор в речах и дразнилках и предписывали в основном нечленораздельно рычать). Мой персонаж был в корне несогласен с орочьей пропагандой, а потому достал засапожный нож (его не обыскали), перерезал веревки и бросился убивать персонажа Гвай. Его снова связали, но при этом ранили, и он отдал Мандосу фэа, громко издеваясь над окружающими.
Тут в Ангбанд вернулись майяр и сообщили, что кто-то из орков напал на вастаков. Я отдала глубоко неверный приказ взять орка из самых талантливых мазохистов и отвести вастакам на расправу. Это было проделано, в результате чего вастаки уверились в глубокой лживости Моргота.
Через некоторое время орки рассказали, что вастаки недружелюбны, но провели их сквозь свои земли беспрепятственно (у Бора было мало людей для нападения). Я обрадовалась и побежала стучать в Химринг. В Химринге меня оглушили, допросили... и тут плохое знание текста вновь уронило мне на голову несколько красивых шишек. На вопрос: «Кто твой лорд?» я, человек из дома Хадора по имени Малк, ответить не смогла. Только потом до меня дошло, что это Хурин, а так я выдала тираду, что у меня нет народа и лорда, ибо я изгнанник и руки мои в крови, и нет мне приюта. После чего Карантир вывел моего несчастного персонажа за ворота и прирезал.
Вернувшись в лагерь, я завалилась спать. Назавтра должна была состояться Великая Битва, а посему с утра мы воздвигли Стены Ангбанда, выложив их бревнышками. Орки обдоспешивались, я нервно щелкала бичом, а Гвай вырезала себе струю пламени Глаурунга. Получилась эта штуковина метра четыре в длину и жутко тяжелая. Приходившие в лагерь светлые ужасались и вскоре по полигону пошли гулять страшные слухи о секретных ангбандско-шаолиньских техниках боя. Потом к нам прибежала Птаха, красиво разрисованная, мы облили ее водой, чтобы волосы не были такими пушистыми, и стали ждать.
Светлые собирались очень долго. Потом они пришли. Мы ехидно посмотрели на них со стен, облили пленника водой и убили его. Светлые ринулись, орки ринулись... Гвиндору (Шагги) разбили лицо (как потом выяснилось – сломали нос). В ворота пришел биться воин из отряда Гвиндора, его взяли в плен.
Потом кто-то многократно кого-то рубил, Глашу резали в колбасу. Хурин гонял балрогов (плохо ходить с одной плетью против обдоспешенного Радомира). Балрог попал под струю пламени дракона. Им, конечно, ничего, а вот у меня на лице ссадина.
Бой в очередной раз утих, я решила сделать гадость для разнообразия - мой темный майя отрубил голову свежезахваченному пленнику и сбросил его со стены.
Снова дрались, Фингон обнимался с балрогом (на сей раз балрог был правильный, большой и в кольчуге, но без бича. Плащ сваливался в его могучих плеч и висел, как хвост), а Галадриэль бросалась к телу родича сквозь огненную стену (стена была иллюзорная, но очень правильная вышла Галадриэль у Ренфри. Глубоко воинственная и бесстрашная. В бой ходила в суконной рубашке Мэриола и в камуфлязных штанах. И в огонь бросилась на раздумывая).
Мой майя вышел на поединок воль с Куруфином и победил, но тут откуда ни возьмись появился воспитатель замученного пленника и прогнал его (майя то бишь) от тела феаноринга. Тогда майя поднялся на стену и сообщил Бору, что род его проклят Морготом (чтобы было по Толкину).
Хурин прорвался в самые ворота Ангбанда. «Урра! – завопила я. – взять его! Все по Толкину!» Прибежали майяр. Но Хурин проигнорировал их чары и ушел сквозь стену.
Бессмысленное кровопролитие кончилось, раненых по игре и по жизни (на того самого пленника, очень маленькую и хрупкую девушку, уронили обдоспешенного гнома, да и вообще – бинты, испачканные вполлне настоящей кровью, валялись по всей полянке) уложили рядами, феаноринги пришли под ворота Ангбанда. Гвай и майяр запели «Тьму-пелену». Светлые силы затянули «А Элберет Гилтониэль». Получилось исключительно мелодично. Бор упал в обморок. Нольдор объявили осаду и ушли доигрывать.
Мы с Гвай сделали салат, вместе с полигонкой съели его и стали смотреть, как потянулись к выходу с полигона эльфийские караваны. Уезжали мы почти последними, на перроне встретили половину хитлумцев. Хитлумцы всю дорогу нежно называли нас «наши враги» и кормили колбасой. Боевое игротехническое лето кончилось.
А я поняла, что четыре игры по Толкину за сезон, даже если не играешь, а помогаешь их делать – это многовато. Потому что в вагоне мы с Гвай наблюдали за тремя девушками в розовом, кривлявшимися своим отражениям в стекле, и думали хором: «Что мы делаем в этом месте?».
И я, заслуженный темный игротех, чувствовала себя последним дивноидом.
Рекомендации
Комментарии (0)
|
первая
наверх