Попытка отчета со Сказок.
Мы бедные актеры из Афин.
Нас кормят сцена и спектакли наши,
И мы жалеть об этом не хотим,
Хотя скорбим о смерти Дон Гуана.
Но лучше мы сейчас расскажем вам
Как прожили мы эти дни на Сказках,
Которые поставил гордый зверь,
Зовущийся в народе Александром.
Начну, пожалуй, первым. Ник Основа.
Назовусь я, чтоб знали точно, с кем имели дело.
И бабой за глаза не называли меня,
Пирама, лучшего из всех.

Я шел на Сказки лишь с единой целью: играть, смеяться и не стать ослом.
Но вляпался в такие приключенья, которым позавидует бывалый.
Я сам себе завистник был жестокий,
когда те приключенья вспоминал.
Пришли мы вместе: Рыло, Питер Пигва, Заморыш, Дудка, Жучка и Пила, а также Мильпомен, наш верный музик.
Пришли мы вместе в Иллирийский сад. Где солнце было ярким, где не пили в трактирах алкоголя, ибо воздух
Сам по себе всех граждан опьянял.

Пришли, поставились, и в тот же самый вечер нас встретил Герцог.
Герцог был доволен, что есть в его краях один театр. Хоть пожурил за грубые манеры.
Что же делать? Мастеровым не место в высшем свете.
Хоть осенял нас верный Мельпомен, без устали плеская в наши чаши божественный нектар для вдохновенья,
Вовек не стать ослу прекрасным принцем... чего-то странно, все я об ослах.
Продолжим. Выставив шатры на видном месте,
А также поприветствовав Кихота (храбрейшего из рыцарей, как станет вам дальше ясно),
вместе с Рылом решили мы отправиться гулять.
А так как в кабаке не наливали
мы в Скандию направились,
забыв пальто и шапки, гордо полагая, что пламень наших трепетных сердец поможет претерпеть нам всякий холод.
За что и поплатились мы позднее.

Пришли мы в Скандию, смеясь и балагуря, за что нас отругал трактирщик строгий.
Однако ж в кофе нам не отказал и попросил лишь только быть потише.
Пристроившись за столик, в центре зала, и согревая стынущие пальцы
мы выпили и углядели вдруг, что Жучка с нами вместе увязалась.
Что было делать? Налили ей тоже.
Вокруг толпился самый разный люд.

Я разглядел в толпе как будто Лиса. И не поверил собственным глазам. Лис кофе пил за столиком в трактире. А рядом с ним был видимо хозяин. К нему я с тем вопросом подошел. Друг - другу рассказали много сказок мы с Нильсом, также пили вместе кофе. И вдруг я углядел такого фрукта, что разум мой подвинулся от страха, а также от мороза, ибо холод ужаснейший из глаз его бежал. Ходил он меж людьми, весь в платье черном, свободно, равнодушно, словно льдинка, порою спрашивал о чем-то, больше думал, в лице его я не заметил даже тени румянца, а когда заговорил он со мной, так вовсе я от страха задрожал. Он спрашивал, давно ли мы, актеры, сюда пришли и только распознал, что режиссер у нас сам Питер Пигва, как тут же пожелал его узнать и даже познакомить с королевой. Не знаю почему, но отказался я от его посулов и щедрот. Быть может по вине смертельной стужи, которая вокруг него гуляла и охладила мой горячий ум.

Что было дальше? Я пошел на площадь смотреть на тело бедного страдальца в самом центре застывшего и повстречался с девой, которая явилась мне из леса, в слезах, с фонариком в руке и без свечи. Ее решился проводить я храбро, хоть это было высшим безрассудством. Вместе шли мы сквозь чащу, и она мне рассказала, что путь лежит наш к рыцарскому замку. Уж много лет в развалинах лежит тот замок и ночами приведенья в нем обитают. Я не испугался, подумав, что навряд ли дух бесплотный Основе сможет сильно навредить. Пришли мы вместе. Встретили нас сестры моей знакомой, за каким-то лядом, пустившиеся в этот жуткий холод на поиски загадок и чудес. В развалинах нас встретил мудрый ворон. Заговорив с ним, я таки решился таинственный сей замок посетить.

И встретил там конечно привидений. Они со мной как будто говорили, но слух улавливал лишь тихий шепот, все же, решился я и обратился с речью к одной из духов. Было ей по виду наверно лет двенадцать, ни улыбки, ни яркого румянца на щеках у девочки я не заметил, только луна светила сквозь ее лицо, и отражалась в глубине глазниц, таинственным и серебристым светом. Я сел с ней рядом. Встреча наших рук была как встреча холода и снега, с теплом души и был я поражен загадке этого прекрасного создания. Уходя, я попросил у духов разрешенья еще раз посетить сей странный замок, на что они ответили согласием. Выйдя в лес, я понял, что оставил шарф я где-то, и холод пробирает до костей, и вдруг погасла свечка. Я пустился бежать и околел бы непременно, когда б не повстречался по дороге мне финский хутор, где меня согрели, и отпоили, и фонарь зажгли, и подарили теплую накидку. Не забуду я доброты хозяйки до конца.

Там повстречал я ...странно... Дон Гуана. Хотя чего же странного, когда там объяснял он миловидной донне основы куртуазнейших манер. Согревшись у костра, я всем поведал о привидениях, встреченных в лесу. А также рассказал иную сказку, о духе древнем, жившем в Кентервиле, о том, как он убил свою жену и как за это позже поплатился. Было видно, что мой талант рассказчика пришелся им по сердцу. Тепло мы попрощались, и я отправился назад, к моим друзьям, которые достали где-то пива и завязали меж собой беседу. Как оказалось, наша псина, Жучка, заговорила после первой рюмки... хотя, быть может, просто перебрали мы с Рылом. Так или иначе, соображая бодро на троих, домой в Иллирию мы двинулись обратно.

Ночью я слушал крики ворона, на ели пристроившегося, и думал долго, о девочке, живущей в старом замке, о том, как научить ее смеяться и, не надумав ничего иного, решил последовать совету, что мне отдал за «так» сказитель странный, которого в трактире повстречал я. Он сказал, что, обратившись к благородным ворам, разбойникам, короче к криминалу, и посулив им звонкие монеты, смогу я раздобыть одно лекарство, способное помочь ей засмеяться. Но где ж мне раздобыть такие средства?

Поутру Заморыш, я и Муза встали рано. Набрали дров и развели костер, наивно считая, что к огню и доброй пище сползутся и другие лицедеи, в палатке досыпавшие тогда. Однако ж стоило немалого труда их разбудить. Ругался Питер Пигва, другие тоже были недовольны, однако ж встали. После чашки кофе, и бутербродов потеплели лица. Согрелись руки, высохли носки, и мы решили, было бы неплохо нам репетицию начать скорее, ибо до выплаты налогов нам осталось чуть меньше двух часов. Однако ж Пигва мне напомнил, что в обычаях Иллирийских налоги следует платить отнюдь не златом, а рифмой или Иначе стихами. Мы с Рылом, озаботившись вопросом, когда другие помогали Пигве пристроить апельсин на наше знамя, ушли поодаль, к нашем трактиру, где в тишине сваяли две баллады, которые прослушав, мудрый герцог нас удостоил милостью своей и аплодировал (надеюсь что от сердца).

Другие же сложили также что-то, определить я это не берусь, однако ж строчки были с некой рифмой, и юмор в них искрился, все же герцог не оценил творений этих скромных и часть актеров, завершивших читку, отправил на работы полагая, что надувание шариков и щек привить способно лучшие манеры. Мы решили, что герцог был, конечно, справедлив, но затаили некую обиду и, не сыграв в Иллирии спектакля, отправились к Свинье мы на премьеру.

Было пусто в трактире, но однако ж генерал, прибывший вскоре с молодой супругой, нас уломал поставить нашу пьесу. И грянула великая Премьера. Пирам был храбр, прекрасна была Физба, ужасен лев и я не понял, право, что было в том смешного? Отчего тот генерал на стойку повалился, схватившись за живот, однако ж слезы, блестевшие в его глазах, вернули мне твердое расположенье духа. Я решил, что близко принял к сердцу он погибель, настигшую влюбленных. Был он щедр и заплатил нам звонкою монетой. Что было позже, плохо помню я. Но помню, как играли мы повторно, пред благородным людом, что коварно подделался под знатоков искусства. Их не тронул рассказ наш, и всего лишь три монетки наградой нашей стали за труды. Оставшееся время до спектакля, который дали мы пред Дон Гуаном, я ошивался в Скандии опять же, мечтая продолженье дать той сказке, которая бродила средь развалин, и о которой я не забывал.

Привлек мое внимание волшебник, замерзнувший на веки в самом центре, на площади, и долго я сидел у статуи и думал, что несчастный должно быть будет кашлять и чихать, коль смогут вдруг расколдовать беднягу. Рассказали мне и о том, что той великой стужи, что отличает Скандию от прочих, от Алемании с Иллирией прекрасной, причиной служит бедный сей волшебник. Поспорил с Королевой он когда-то и, опрометчиво позвав на поединок, он пораженье претерпел и стал не более чем ледяной скульптурой. Стало жаль мне Эггерта, но подвиг сей по силам был разве Дон Кихоту, я же мог лишь согревать дыханьем его руки. Что, в прочем, право, было бесполезно. В чувствах странных вернулся я в Иллирию, где Шут шепнул мне тихо, будто ходят слухи о том, что можно растопить беднягу и Ветер теплый в Скандию вернуть. Для этого всего лишь надо чтобы собрались люди с теплыми сердцами, и засмеялись, и запели песни, тогда придет конец зиме и сможет наверно и волшебник стать живым. Я принял эти слухи близко к сердцу. И сам себе дал клятву, что коль будет на это воля Бога, я решусь и помогу Волшебнику воскреснуть.

В то же время пришла пора мне получить залог за ту жестокую и злую шутку, которую Оливия сыграла с беднягой Дон Гуаном, но об этом уж пьеса сложена и к ней и обращайтесь. Получили мы деньги и опять пошли к Скандийцам, поскольку кофе, что они варили, пришелся всем актерам по нутру.

Покуда в кабаке все зажигали, я вновь пошел на площадь, где стоял несчастный. Завершить хотел одно я дело, возложить хотел к его ногам цветы, что расцветают пышным цветом под солнцем Иллирийским. Я сидел, не ведая ни стужи, ни мороза, у ног волшебника и думал. Подошли ко мне два юноши и обратились с вопросом, отчего так странно я гляжу на статую, и кто вдруг надоумил меня цветы волшебнику собрать. Я рассказал открыто, без утайки, о том, что нашептал мне добрый шут. Их взволновал рассказик мой короткий. Я ощутил, что близко колдовство. И верно. Появился их хозяин, весь в черном, был на черта он похож, как только из земли внезапно вырос. Не успел я проследить, откуда он явился. Мне сказал тот странный человек, что не могу я отклонить его настырной просьбы.

И мне пришлось последовать за ним, на мельницу, где черные обряды творились в окружении всяких круп, мешков с мукой и жерновов скрипящих. Меня он расспросил подробно о волшебнике, о том же что я знаю, я рассказал открыто. Я не думал, что злого колдуна вдруг повстречал. Когда же предложил он в услуженье к нему перейти, я отказался. Не мог я бросить труппу и театр. Судите сами, Физба без Пирама. К тому же, дорогой была цена, за магию, которой обучал он. К чему мне волшебство, коль нет свободы? коль нет души и воли, право слово... ему я отказал довольно твердо. Тогда он круг волшебный очертил у ног моих, и странные виденья пошли перед глазами. Мне явился тот человек в обличии верном черта. Меня он звал, манил к себе, но твердо ему я отказал, поскольку помнил о сказке, что нашел среди развалин и позабыть которой я не мог. Тогда волшебник, видно разозлившись, мне приказал, чтоб позабыл отныне я все, о чем до этого мечтал, что знал и помнил вплоть до самой цели, что привела сюда нас из Афин, и вплоть до имени.

Подобно младенцу, едва увидевшему солнца яркий свет, явившись из утробы матери, стоял я посреди дороги и неясна была моя судьба, когда б не крыса, которую пригрел я, и которой известно было все, что знал я сам. Мне посчастливилось вернуть свою пропажу. Титания, а также Оберон, гостившие в то время у скандийцев, напомнили мне детство и родню, вернули имя и вернули память... не всю, но остальное я нашел с волшебницей чудесной Иллирийской. И вместе мы собрали хоровод вокруг волшебника, и факелы зажгли, и люди пели песни и смеялись, покуда не разверзлась твердь земная, не грянул гром, не полетели искры, и статуя не растеклась водой. Не понял я, чтоб это означало, но в Скандии подул вдруг теплый ветер. Мы победили злое волшебство.

Однако я не знал, что злую шутку, со мной судьба сыграла напоследок. Открыли мне внезапно тайну. Оказалось, что сердце, что в груди моей стучало, всего лишь навсего являлось глыбой льда. И вмиг сковало холодом Основу, и он утратил чувства, мысли, слух. И стало все равно, что быль, что небыль. Однако ж близилось начало карнавала. А значит должен был явиться Дон Гуан на кладбище, где был дан ход той шутке, о коей есть уже другая пьеса. Что там было, известно всем, однако ж вид Гуана с отрубленной башкой меня не тронул. Мне было все равно. И слезы Рыла, и ужас Пигвы, и печаль всех дам в Илириии меня не задевали. Я равнодушен был, и карнавал я видел словно сквозь какой-то призрак, морок или туман, что опускался над полем после вспышек фейерверков.Однако же, когда мы очутились опять в Свинье под Дубом, Питер Пигва нам предложил сложить иную пьесу, чем Смерть Пирама. В ней мы рассказали о том, как женское коварство привело к погибели печальной Дон Гуана. Мы в этой пьесе каялись публично, хоть тему эту я не поддержал, но все же внес в создание пару строчек, которые, надеюсь, были к месту. А сердце холодом все пронизало грудь, и я не мог терпеть сей страшный холод.

Той же ночью, я по лесу бродил и песни пел, и вдруг забрел на огонек в жилище эльфов. Где повстречал Титанию. Она мне подмигнула, видно не забыла, как мы с ней пировали под кустом. Прошу заметить, Оберон с рогами был как нельзя учтив и неревнив, не снес он голову несчастному Основе, за что ему отдельное спасибо. Мудрый Ворон, пришедший в гости к эльфам, при гитаре... хотя, опять я сбился, где же было, чтоб ворон крыльями так ловко бил по струнам, чтоб музыка лилась? То видно сон был, который мне пригрезился опять же... однако песни были хороши.

Проснувшись поутру, собрали мы манатки, и вновь пошли по городам и весям, всем рассказать о смерти Дон Гуана. И пьеса о Пираме и о Физбе в последний раз в Свинье была дана. Когда же в Скандию пришли мы снова, где страшная зараза Пожизневка людей косила стройными рядами, нашла конец свой сказка, что нашел я в развалинах. Забыл я рассказать, что я последовал совету, обратился к разбойникам, и мне они клялись, что воскресят ту девочку из мертвых (за что просили 30 золотых). Пришлось пойти мне на большую жертву, и Шейлоку в уплату долга в полдень я должен был отдать большие пальцы, которые ношу я на ногах. Однако ж вышло все не так, как мне хотелось. Разбойники лишились видно чести, иль просто недослушали заказа, и, вместо оживленья привидения, вернули сердце некой госпоже, которая замерзла в раннем детстве.
Узнав о том, я был так опечален, что жизнь свою закончить был готов. И так и поступил бы, если б снова мне не явился тот прекрасный призрак и не сказал, что тщетны все труды, и к жизни вновь ее не возвратить мне. Тогда я понял, что одно забвенье, способно возвратить мне вновь веселость. За помощью я к фее обратился, и она мне предложила некую настойку, дающую возможность позабыть о девочке, которая бродила при лунном свете среди тех развалин. Узнав же то, что только льда осколок мне сердце заменял, она сказала, что справится и с этою бедой. Когда вернулся я к моим собратьям, я плакал от волны тепла по телу, и было мне отрадно снова слышать, как сердце бьется у меня в груди. Исполнивши обет, и всем поведав о том, как погубили Дон Гуана, мы всей гурьбой направились в Афины, где при дворе премудрого Тезея сыграть решили не один спектакль, а шесть как минимум, чтоб рассказать о наших превосходных приключеньях, которые на Сказках пережили.

*** 

Виват тебе, о мастерская группа. Виват вам игроки, собратья наши. Виват и вам, любезная команда, с которой мы так хорошо сыгрались. Пора прощаться, но в последней строчке, мне должно объяснить одну заминку, которая, как оказалась, вышла. Театр наш так только назывался, и весь бардак, который мы творили на сцене, был задумки нашей частью. Мы работяги были, а не нимфы, поэтому напрасно было ждать от работяг, талантливейших в жизни (об этом заявлю авторитетно) ответственного отыгрыша там, где этот отыгрыш не подразумевался. Но было весело, должны вы согласиться. До новых встреч, любезные друзья.

Взято с http://www.livejournal.com/users/zzzlatka/16580.html

P.S.

Пиеса (фся полностью)
История о трагической гибели дона Гуана, подробно записанная на салфетках Питером Пигвой, Томасом Рыло и Ником Основой за кружкой пива в трактире "Cвинья под дубом"

Мы бедные актеры из Афин
Нас кормит сцена и спектакли наши
И во поведать мы сейчас хотим
Историю о смерти дон Гуана
Коварная Оливия его
На кладбище средь ночи пригласила
Пообещав ему свою любовь и наказала
Там быть без всякого оружья
Он пришел, как велено - без шпаги и кинжала
Сел у могилы, засветил свечу
И ждать желанной встречи стал с бесчестной.
Оливия же нас, актеров, лестью
В то время и деньгами подкупила
Уговорив сыграть незлую шутку.
Как это выходило с ее слов:
Чертями вырядится взяв золы и сажи
И дон Гуана просто напугать.
Мы, бедные актеры, согласились.
Недурной показалась шутка эта
К тому же деньги платят.
Что ж не взяться???
Мы выполнили то, что нас просили
Визжа и рыкая пугали дон Гуана
А он бесстрашно песни пел о чувствах
Которые к Оливии питал
Но план Оливии был более коварен
На кладбище явился дон Кихот
Которому Оливия сказала
Что дон Гуан есть идолопоклонник
Что душу свою продал сатане
И дьявола поднять из пепла ада решил
А заодно и всех чертей.
На кладбище явившись, дон Кихот
Узрел Гуана в окруженье странных фигур
Всех в черном, вымазанных сажей.
Гуан пел пред свечою песни громко,
а демоны кружили передним.
Горя желаньем наказать злодея
Не мысля о задуманном коварстве
Кихот достал из ножен острый меч
И вознеся молитву небесам
Антихриста (как думал) в ад отправил
Не зная, что на месте негодяя
Был храбрый и влюбленный дон Гуан.
Так честный, благородный человек
Пал жертвою ужасного коварства
И по вине чудовищных интриг
Зарезан был, как дьяволопоклонник.

Актеры, осознав свою ошибку,
Поняв, что их обманом заманили
В тенета черных замыслов коварной
Оливии, решили – рассказать все
честь по чести, во всем открыться
И вынести на справедливый суд
Почтенной публики. И ей оставить право
Решать, кто виноватый, а кто правый.

А ежли что не так, пусть Основа меня поправит...

Автор: ЖЖ-user "berezaroom" (Питер Пигва)

Взято с http://www.livejournal.com/community/alexander6/13521.html

следующие 20

Рекомендации

Комментарии (0)

порядок:

По дате (самое старое - первым) По дате (самое свежее - первым) В виде дерева

следующие 20